Белый стол

 Согласие, вот что от меня потребовали. Прийти, лечь на отвратительный стол, раздвинуть ноги этого им недостаточно. Надо, чтобы я еще и выразила свое согласие в письменном виде, или как там она сказала, когда принесла мне какие-то бумаги на подпись. Они думают, что мне очень хочется или, что я пустоголовая дура, готовая на все, лишь бы маменьке не стало известно, что ее доченька... да что там говорить. Эти проклятые врачи в своих зеленых, белых, персиковых халатиках с прилизанными волосами и выскобленными мордами. Меня всегда от них тошнило.

 «Залетела!» - вот первые слова, которые у меня тогда мелькнули в голове. Вот блин, ведь так дурацки залетела!

 И никого не волнует то, что тебе хочется любви, свободной, чистой любви. НЕТ. Так нельзя! Надо предохраняться! Надо следить. Надо планировать, вести календарь, проверять, напоминать. Какое несчастье! После такого в постель даже одной ложится не охота. Поди, объясни это мужу. «Лапонька, солнышко» - единственное, что он в силах говорить на это в ответ. Да. Он бы рад. Только и хочет. Но где, когда, как. Уходя с утра на работу, весь надувается как пузырь. Придает себе важный вид. Делает, какие то там не свои дела. Одерживает, какие то не свои победы. И рассказывает, рассказывает про какие то там свои успехи. Успех. Он вновь доволен собой в конце дня. Он опять кому-то что-то там продал. И его компания вновь неплохо заработала на нем. Но нам то что. Зарплата и смешные проценты. Все на что его побед хватает. Сводить концы с концами, а не жить.

 Маленькая квартирка на краю, один костюм и я. Все что у него на свете есть. Я знаю, что за меня он душу продаст, но от этого ничуть не легче, когда все длится месяцами. Я люблю его, он хороший, добрый, бывает и чуткий, если не думает о проблемах. А о проблемах ему приходится думать всегда. Он бы хотел ребенка, но не смеет об этом говорить, я знаю. На это у него совести хватает. Куда ему, куда нам с ребенком. Ведь столько всего надо еще купить, надо построить. Вот мы и ждем. Как в очереди за квартирой.

 По субботам и воскресеньям мы чуть отходим. Говорим о том, чтобы хотелось нам иметь. Чтобы мы делали если бы. Как хорошо будет когда-то. Он перебрался на новую работу. Там больше платят. Но ребенок? Нет. Даже этого больше на ребенка будет мало. Ведь сколько всего надо вещей, сил и средств. У меня ведь тоже работа. И мне надо думать о своем. Хоть получаю меньше, но без моей зарплаты мы бы не смогли. Он это знает.

 А было все так красиво, заманчиво, прекрасно. Он передо мной блистал, а я сияла. ОН. Как опустились угольки его рта, какой он измученный и как погасли его глаза. А был такой красивый, такой, эх! Что там говорить о нем. Я. Но я его люблю. Он меня любит. Но этого, увы, не хватает на счастье в жизни. Много чего еще приземленного надо. Он стал бояться, что потеряет меня. Это у него теперь фобия номер один. Всюду ходит, даже пытается следить за мной. Мне его жалко. Но мне жалко и себя. Мне жалко нас.
Метафизика вещей. Бронированные двери не открылись и не впустили нас в прекрасный рай. Он бьется, до сих пор бьется об эти двери головой. Все не хочет сдаться.

 Я не скажу ему. Он не сможет. Он сорвется. Я не скажу ему. Секс. Мы занимались этим везде, где только могли, где можно и нельзя. Словами не передать, как кричишь, словно слетая с американских горок и вновь поднимаясь наверх. А мы кричали, кричали оба. И то, что соседи жаловались, что у них были дети, нам все было невдомек. Мы отдавались экстазу любви и наслаждения, и у нас был медовый год, а не месяц. С маленькими перерывами, вызванными лишь тем, что у него не ладились дела, и он уезжал, но возвращался только ко мне. И на эти неудачи мы тогда не обращали внимания. Все было нам не почем.

 Я устала, выгляжу усталой, мне не нравится цвет моего лица. Кожа стала плохой. Я тщательно следила. Ведь он в своей срасти неудержим. Забывает все и обо всем. Не может. Он не помнит. Я должна напомнить или же делать все самой. И я делала, я следила.

 Ему не нравилось. Он не мог. Не хотел. Ему не подходило одно и раздражало другое. Я все искала, но нужного найти так и не могла. Так постепенно угасла прелесть физической любви. И занимались этим мы уже постольку, поскольку должны. Не частые, а потом и редкие порывы друг к другу. Извинения. Неловкость. Смех. Он стал опять стеснятся. Он был только мой. Мне даже стало надоедать. Я расслабилась и отдалась.

 И вот. И вот. «Блин, как дурацки залетела». Я подписываю бумагу. Я вся в белом. И комната в белом. И я ложусь на стол. На белый стол. Но он не узнает. Он никогда не узнает. И я надеюсь, я хочу. У нас будут дети, у нас будут. Ребенок. Когда все будет хорошо.

Автор: Максим Власов