Валерия

Красивая юная девушка в кольцах льняных волос быстрыми шажками приблизилась к сцене. Застенчиво вручив исполнительнице букет белых роз, блондинка элегантно возвратилась на место вблизи меня. Ее васильковые глаза неожиданно встретились с моими. Лучики оживленного взгляда легонько укололи сердце. Эти глаза я уже когда-то видел.
Белокурая красавица горячим шепотом что-то увлеченно рассказывала сидевшей рядом старшей подруге. Подруга резко повернулась, изящный дамский профиль проступил на фоне затемненной сцены. Едва уловимый запах давно забытых духов участил мое дыхание. Полной грудью я вдохнул волнующий аромат. Память застучала костяшками домино. Вот он - этот дуплет. Валерия? Здесь? Сколько лет!? Этого не может быть! Хотя почему? Пальцы нервно застучали по гардеробному номерку...

- Общежитие турбинного завода? - похожая на забинтованную бочку тетка указала рукой на серое обшарпанное здание с покосившейся входной дверью. Шикарная белая иномарка одиноко прижалась к замызганному подъезду.
- Вы Эдуард? Проходите, - пожилой мужчина на костылях сделал единственной ногой нескладный шаг в сторону.
- А Вы Юрий?
- Да. Вот и мой ящик, - Юрий указал на громадный полированный короб старого лампового телевизора, - звук есть, а экран не светится. Конечно, этот гроб нужно выбросить еще лет десять назад. Без дела уже полтора года стоит, но на мою пенсию не купишь даже китайский приемник. Все деньги на лекарства уходят, - почти прокричал старик.
Громкая музыка тюремного шансона рычала из-за стены, забивая его слова.
- Юрий, у меня просьба - уговорите соседей немного приглушить музыку. При ремонте мне нужно слышать все звуки, даже самые тихие.
Через минуту из-за стены донеслись рваные обрывки слов: «Слышь ты..., урод..., какого... ну, ладно, только быстро...». Музыка немного притихла.
- Извините, Эдуард! - оправдывался Юрий, - Лера, соседка, мента привела. Начальничек у них какой-то. На моих глазах девка выросла. Вроде бы и неплохая, но в загул пошла. Что только деньги и цацки с людьми делают! Насилу уговорил этот хрип укрутить.
- Ничего, ничего, Юрий! Я уже слышу. Сейчас разберемся. Работы где-то на час.
- Дядя Юра! Можно? - в комнату робко вошли две светловолосые девчушки восьми-девяти лет, наверняка сестры. - Вы телевизор ремонтируете?
Чип и Дейл на экране спасали мышонка Вжика. Картинка дергалась, временами изображение выплясывало танец живота. Восхищенными глазками девчонки впились в дрожащий экран.
- Девочки, мне нужно выключить телевизор и продолжить ремонт, - смущенно оправдывался я, рассматривая старые театральные афиши на стене.
Их лица вмиг погрустнели. И только потрясающе большие иссиня-васильковые глаза украдкой упоенно следили за фигурками рисованных персонажей.
- Эдик! Давайте сделаем перерыв, - неожиданно предложил Юрий, подмигивая мне иссушенным старческим лицом, - пойдем на кухню, чайку попьем.
- У меня водочка есть. Выпьешь грамм двести? - уже на общаговской кухне осторожно предложил одноногий. - Пусть девочки мультик досмотрят. У их матери Клавы, телевизор уже года два не работает. Одна тянет троих. Дети без телека растут, ни мультиков, ни сказок не видят.
- Юрий, я никогда не пью с клиентами. Это мой принцип. Но сегодня выпью. Наливайте, только немного.
- Тяжело без телевизора, - Юрий прикрыл кусок хлеба кружком мерзкой сивой колбасы.
- На, положи на зуб.
- А Вы?
- Я пью мало и не часто. Но если приходится, чаще мануфактуркой закусываю.
Он выпил стопку, понюхал край рукава и отломал от лежавшего в углу стола засохшего пирожка небольшой кусок.
- Хорошо, что звук в ящике остался. Новости послушать можно. Да что там новости! Все пять серий «Место встречи изменить нельзя» Говорухина недавно слушал. Знаешь, и видимости не нужно. По памяти все помню. Вот так фильм! Спасибо Говорухину. Помнишь эпизод с Жегловым: «И снится мне - в притонах Сан-Франсиско лиловый негр Вам подает манто». Володя Высоцкий так тонко передал интонации песенки Вертинского. Каков молодец!
В азарте Юрий протянул вперед и вверх две растопыренные ладони. В тусклом свете горящих газовых горелок кривыми полосками мерцали его пальцы. В памяти нерезкими мазками нарисовалась картина Рериха. Ночь, Гималаи, буддистские паломники у костра и вскинутые десять пальцев восхищения перед красными языками пламени - высший восторг тибетцев.
Налили еще. Сквозь стекло граненой стопки с потолка кухни на меня смотрели нити черной закопченной паутины.
- Ух-х!
Я поставил стопку на лист алюминия, похожего на целлюлитную кожу женщины из рекламных роликов. Лист укрывал почти весь стол.
- Помогаю Клаве пирожки делать. Я тесто готовлю и леплю их, а она печет и продает на вещевом базаре, - предвосхищая мой вопрос, оправдывался Юрий. Так и существуем.
Тихо скрипнула дверь. Ошеломляюще красивая девушка в коротком халатике со слегка покрасневшим и немного печальным лицом приблизилась к нашему столу. Тончайший аромат неземных духов в один миг разрушил мою оборону.
- Дядя Юра! Извините. Алик напился. Чушь всякую несет. Вот и Вас обидел. Злой. С женой у него нелады. Мечется, как муха в банке. Сейчас задремал. Как он назад ехать будет?
- Бросай его, Лера. Такие хлопцы за тобой увиваются, а ты с этим связалась. Думаешь, озолотит? Он жмот. На морде написано. Ему ни ты, ни жена не нужны, мурло одним словом. Ты пойми - есть милиционеры, а есть менты. Твой Алик - мент, впрочем, ты и сама это знаешь, - двести граммов столичной придали откровенности словам старика, он говорил, ничуть не стесняясь меня, - садись лучше, выпьем за ремонт моего телевизора. Это телемастер. Эдуард. Лариса посоветовала.
Валерия с любопытством посмотрела на меня.
- Нет, нет. Я не буду. Подождите немного. Я сейчас.
Через пару минут на помятом листе алюминия лежал кусок копченой курицы, колбаса, лимон и начатая банка шпрот.
- Лера, Алик сюда не зайдет?, - неуверенно спросил Юрий.
- Не зайдет, он даже в наш туалет не ходит.
- Ладно, - старик по-хозяйски разлил водку.
- За тебя, Лера! - наши стопки звякнули в кухонной тишине. Юрий, видимо, передумал пить за успешный ремонт телевизора.
Украдкой я любовался Валерией, ее царственной красотой. «Такой бы девушке сидеть в карете, обогнавшей нас», - вспоминал я поэтичые строки Р.Бернса. Повезло менту. Неужели она и впрямь такая продажная?
Изящные ножки Валерии двумя бриллиантами сверкали в лучах моих восхищенно-хмельных глаз. Восторженная душа парила в облаках духов. Словно не водку я выпил, а эликсир любви. Даже грубое щетинистое лицо Юрия улыбалось, словно подставленное первому весеннему лучику.
Васильковые глаза девчушек снова возвратили меня на грязную кухню.
- Дядя мастер! - можете продолжать ремонт. Мультики закончились. Дядя Юра! А можно у Вас телевизор смотреть?
- Конечно, девочки! Приходите, когда вам нужно.
Старшая взяла руку Валерии в свою и сказала: «Лера, пойдем к нам. Мы покажем тебе, что нам дядя Юра подарил».
Лера улыбнулась и женская компания покинула нас.
- Юрий! Вы Валерию словно отец отчитываете.
- А я здесь почти всем детям названный отец. Большинство женщин на нашем крыле матери-одиночки. Чуть что, бегут ко мне. Вот и занимаюсь воспитанием поневоле.

- Эдик! А проигрыватели пластинок ты ремонтируешь?
- Конечно. А зачем это Вам?
- У меня есть все пластинки Вертинского. Знаешь такого?
Я пожал плечами.
- Слышал что-то. «В бананово-лимонном Сингапуре» - это его вещь?
- Да, да, его! А еще «Лиловый негр», о котором я говорил, «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Мадам, уже падают листья.... Прекрасные тонкие песни. Я их обожаю. Вертинский отрыл шансон как жанр. Тот хрипатый за стенкой у Леры тоже шансон. Но разве можно их ставить рядом!? Это как сравнивать коньяк и денатурат.
- Так Вы, Юрий, почитатель Вертинского? Интересно. Как у Вас это началось?
- Сейчас расскажу. В 53-м году я работал рабочим сцены в нашем театре муз.комедии. Уже не молодой Вертинский приехал на гастроли. Боже! Что творилось! Ажиотаж! Конная милиция в два кордона. Я стоял за кулисами возле него. Я видел его руки! Я слышал его песни! Они не имели ничего общего с нашей жизнью, но они были прекрасны. Эти песни пришли из другого мира! С этого дня я начал понемногу собирать все, что связано с этим артистом. Вплоть до творчества его дочерей.
Лицо Юрия преобразилось. Исчезла старческая усталость, его глаза светились азартом и умиротворенностью.
Через час я прощался с одиноким инвалидом в его оклеенной старыми афишами и фотографиями комнатушке.
«Мы пригласили тишину на наш прощальный ужин...», - старомодные звуки рояля и немного грассирующий мужской голос лились из динамиков отремонтированного электрофона. Утонченные дивные слова осколками стекла резали мою душу.
- Нравится? - сухим хрустящим голосом спросил Юрий, с трудом вставая на костыли.
- Очень.
- Эдик! Я хочу подарить тебе это. - Старик протянул пластинку в потрепанном бумажном конверте и книгу. - Я не молод. Пусть эти вещи будут у тебя. Это книга Вертинского и его первая пластинка в Союзе.
В коридоре я столкнулся в дверях с хмурым плотным лысоватым мужчиной. Его непроницаемые глаза вонзились в мое лицо и ремонтную сумку. Что-то обиженное было в его взгляде.
«Тот самый мент, Алик», - подумал я.
«Тот самый телемастеришко, шляется вечерами, на жизнь ему, видите ли, не хватает», - должно быть, подумал он.
Мы вышли во двор. Алик еще долго открывал ключом дверь своей белоснежной машины, что-то проговаривая сам себе. Огни моей троллейбусной остановки виднелась из-за угла.
«Вот так старик! - стоя в троллейбусе, думал я, - одинокий, больной, но занимательный человек с непростой возвышенной душой». Я не знал, что голос странного певца в костюме Пьеро, смотревшего с афиши Юрыной комнаты, невидимой аурой уже обволок мою душу, что-то изменив в ней навсегда.
Через пару недель я отремонтировал телевизор и у Клавы. Она оказалась живой ядреной молодухой, которой все нипочем. За цвет глаз всю ее семью в общежитии называли Васильками. Клава доложила мне по секрету, что Алик у Леры больше не появляется.

- Да, закончился, приезжай. Мы ждем, - в шуме гардероба я узнал знакомый голос.
Валерия положила раскладушку телефона в сумочку. Свисающая проволока смоляных волос напомнила мне ту Валерию, которую я видел когда-то всего несколько минут. Юная светловолосая подруга, держала в руках шубку и помогала ей одеться. Валерия была беременна. Любопытство слегка грызло мою душу. Мне захотелось увидеть ее мужчину.
Морозный воздух ударил в лицо. Я возвращался в серую обыденную жизнь полную разочарований, жестокую и расчетливую. К ежедневным грязным паутинам на обыкновенном небе, к сердитым обезьяним лицам прохожих.
Синие «Жигули» остановилась недалеко от меня. Две молодые женщины удобно разместились на сидениях. Одна из них украдкой рассматривала меня из-за стекла машины, словно что-то вспоминая.

«Удалось ли ей вырвать лукавое жало? Как сложилась ее жизнь? Я знаю, у нее будет девочка, такая же красивая, как и мама. Интересно, вольется ли в плод, в его складывающийся характер энергия этого вечера, сохранит ли духовная память будущего человечка теплоту сегодняшних аплодисментов?» - шальные нескладные мысли роились в моей голове. Машина двинулась. Лицо водителя я так и не увидел.
«В пролеты улиц Вас умчал авто...», - недавно услышанные, но давно знакомые слова голосом певицы в красном лились из моей души.

Автор: Александр Гречишный