Ночь на озере

  Михаил сам не мог понять, что заставило его взять удочки и отправиться за город последней электричкой. Никак нельзя было назвать его заядлым рыбаком. Наблюдать жизнь рыб он больше любил через стекло аквариума.

 После монотонной работы за компьютером, его гурами и скалярии снимали стрессы и усталость лучше любого психоразгрузочного кабинета.

 Посмотришь на яркую зелень водяных растений, унизанных искрящимися пузырьками воздуха, и на сердце становится легче. Окружающая действительность кажется мягкой, как пушистый ковёр из раччии, устилающей поверхность воды. Все острые углы, которые ещё недавно норовили ударить побольнее, исчезали. Тишь, да благодать. Свернувшись красным колечком, ползут по листочкам растений улитки, очищая их своим языком-тёркой. Все краски мира от серебристо-белых, бледно-голубых и розово-лиловых через бордо до густо-фиолетового и чёрного умещаются в прозрачной чаше…

 И только судьбе ведомо, что заставило его оставить уютную городскую квартиру и на ночь, глядя отправиться в глушь…

 Михаил сошёл на последней станции и отправился дальше пешком.

 По краю дороги плыли зелёные шатры…

 Один ярус наплывал на другой.

 Густой запах сосновой смолы смешивался с лёгким ароматом отцветающих клёнов.

 Ветер разносил терпкий аромат цветущей калины. Перед закатом особенно неистово трудились пчёлы. Их низкий гул был похож на рокот прибоя заблудившегося между скал. Солнце медленно, но неуклонно сползало к горизонту.

 Когда Михаил добрался до озера, стало совсем темно. Влажный ветер лизал густую майскую траву. Высоко в небе задрожала первая звезда. Через миг зажглась ещё одна… третья…

 И вскоре всё небо мерцало и светилось от края до края, расшитое влажным узором созвездий. И под этим небом на зелёных ладонях земли лежало озеро…тёмное… таинственное… зеркало, залитое серебром…

 И ночь, прекрасная ночь гляделась в него и не могла наглядеться.

 Михаил опустился на песок и почувствовал тепло. Оно ещё не успело испариться после горячего дня. Посередине озера лежало отражение молодого месяца.

 Тишина стояла особенная, точно небесный купол был колоколом светящимся изнутри. И озвучен он был шелестом листвы и птичьими голосами.

 Капелька по капельке роняли трели пеночки: «Тень-ти-тинь…»

 В чаще леса глухо стучал дятел. Чародеи дрозды налету перехватывали друг у друга ноты, дрожащие в воздухе. А когда запел соловей, то у ветра перехватило дыхание…

 Михаил смотрел на озеро, слушал звуки полночного леса, и думал о том какая, в сущности, великолепная штука непредсказуемость судьбы. Она взяла его за руку, посадила в электричку и подарила волшебную ночь. А ведь всего этого могло и не быть! Лежал бы он теперь в своей душной спальне и дожидался утреннего звонка будильника вместо того, чтобы вдыхать щедрые волны лесного воздуха…

 Старый бор качнулся, приподнялся на цыпочки и прислушался…

 Михаилу показалось, что он услышал плеск воды. Раз, ещё раз…

 Это было весло. Оно рассекало водную поверхность, взмывало в воздух и снова входило в толщу воды.

 Этот повторяющийся звук был похож на усиленный отзвук поцелуя…

 Может быть, именно поэтому так сладко замирало сердце.

 И тут Михаил увидел лодку. Она находилась на самой середине озера. Сначала он едва различал её силуэт. Но, вот, тёмная стрела лодки вошла в полосу лунного света, и медленно заскользила, ни на йоту не отклоняясь от лунной дороги.

 Фигура в лодке, обтекаемая серебром, казалась существом неземным…

 Она отложила весло, поправила волосы, стекающие по плечам и спине. И вдруг, он услышал её голос. Она смотрела на небо и пела. Никогда ничего подобного слышать ему не доводилось. В её голосе сошлись в ритуальном танце все стихии мира: шумел ветер, плескалась вода, вздыхала твердь, искрилось пламя…

 Всё вокруг затихло, внимая её пению. Перестали квакать лягушки, замер шелест листвы, даже соловей, качнув длинным хвостом, закрыл источающий медовые трели клюв, и открыл большие задумчивые глаза.

 Михаил же напрочь лишился дара речи. Если б он захотел закричать от восторга и сладкой боли, то всё равно ни звука не сорвалось бы с его пересохших губ.

 … Девушка перестала петь. Подняла весло и направила лодку к берегу.

 Когда её нос уткнулся в мягкий песок, Михаил всё ещё находился в зачарованном состоянии. И когда она спрыгнула на берег, затащила лодку, он всё ещё стоял подобно каменному изваянию.

 Когда она увидела его, то отступила на шаг и запрокинула голову. Лунный свет заплескался в её серых глубоких глазах.

 - О! – сказала она. - Не ожидала кого-нибудь здесь встретить.

 - Да, я… - проговорил он с трудом. - Приехал из города порыбачить…

 Она весело рассмеялась. И тут он вспомнил, что так и не вынул своих удочек из рюкзака. Ему не оставалось ничего другого, как засмеяться вслед за ней.

 - Чудесная ночь, - сказал он, - не правда ли?

 - Правда, - согласилась она, - здесь все ночи чудесные.

 - Вы из посёлка?

 - Не совсем… - она не таясь, рассматривала его с ног до головы.

 Михаил отчего-то смутился от её откровенного взгляда и, переступив с ноги на ногу, задел о прибрежную корягу и мягко плюхнулся на песок. Растянулся он, можно сказать, удачно, прямо-таки упал под ноги ночной певуньи.

 - Ты не ушибся? – спросила она, опускаясь рядом.

 Он увидел, как взметнулись в серебряном сумраке узкие кисти её рук.

 Одной рукой она оперлась на песок, а другой приподняла его подбородок и с интересом заглянула в его глаза.

 - А ты милый… - сказала она нараспев и, помолчав полминуты, добавила, - очень милый…

 - А вы что же каждую ночь на озере поёте? – спросил он и только потом подумал: «И зачем я сказал эту глупость?..»

 Но она уже хохотала искренне и до слёз:

 - Нет, - наконец проговорила она, стряхивая кончиками пальцев крохотные искорки с ресниц, - зачем же каждую! Через одну…

 И он не понял, говорит она серьёзно или смеётся над ним…

 Она смотрела на его растерянное лицо своими серыми проницательными глазами и находила его не только милым, но и забавным…

 - Знаешь, есть такое певучее слово – забава? Игра… Ну, как эти блики, - она показала рукой на озеро. - Видишь, они качаются на волнах, как поплавки полночного мечтанья… Ночь побледнеет, наступит утро и от них не останется и следа.

 Но сейчас они есть! Яркие, насыщенные. Кажется, что можно отпустить ладонь в воду и вытащить один из них…

 - Я вас не понимаю… - прошептал он, зачарованно глядя в её широкие зрачки.

 - Не понимаешь? – проговорила она. - Ну так и не надо… - слова всё те же блики…

 - Рано или поздно они тают, - она приблизилась к нему и коснулась прохладными влажными губами его полных горячих губ.

 У Михаила перехватило дыхание. Он хотел удивиться, но не успел. Её поцелуй осторожный и нежный усилился, она сжала его нижнюю губу и провела по ней быстро и ровно краем влажных зубов. Её руки сомкнулись на его спине.

 Он тоже обнял её и почувствовал, что начинает медленно пьянеть. По всему его телу стремительно разливалось тепло…

 Хмель всё быстрее разносился по кровяному руслу.

 Ночь мерцала звёздами, плескалась водой, шумела шепотом листвы… Ночь…

 Ему хотелось нежности. Безумной, бесконечной! Нежности…

 И эту нежность излучали её глаза, выдыхали её губы, источали пальцы…

 Мир плыл и качался, как лунные блики на озёрной волне…

 Она наклонилась и нажала на него всем корпусом. Он лёг на песок и её волосы текучими волнами закрыли его лицо. Он обнял ее, и пальцы его тоже потонули в сыпучем шелесте её волос.

 Её губы скользили по его коже, оставляя влажную дорожку поцелуев…

 Скользили долго и томительно. А он дрожал всем телом под касанием её губ. Сердце его изнывало.

 Она расстегнула его рубашку, погладила плечи и легла обнажённой грудью на его грудь. И он ощутил своим сердцем биение её сердца – тук, тук…

 Как будто спросила – можно? И не дождавшись ответа, впилась в его губы горячим алчущим поцелуем. И вот уже не губы, а язык горячо полизывает его кожу. А когда он почувствовал, что больше не может насыщаться только поцелуями, что ещё мгновенье, и сердце его остановится навсегда, она раздвинула ноги и поудобнее уселась на нём. Влажная раковина её лона раскрылась и поймала его кораллово-розовую напрягшуюся плоть. Михаил задохнулся и застонал. И она застонала вслед за ним, скользя всё быстрей и быстрей.

 …В это время все звёзды, что были на небе, устремились друг к другу, сжались в один плотный клубок. И! Взорвались!

 … Он вздрогнул всем телом и заполнил её лоно млечностью полночных небес…

 Спустившись плавно с высоты экстаза, они лежали неподвижно в объятиях друг друга.

 Миг за мигом уронили лепестки…

 Она пошевелилась в его объятиях, приподнялась и поцеловала в губы. Потом положила голову ему на грудь и вздохнула глубоко и сладко.

 Но вскоре волна желания вновь швырнула их тела навстречу друг другу.

 Он перекатился и оказался наверху. Она налету поймала его руки и сильно сжала кисти. Её бёдра устремились ему навстречу. Он толкнулся, и плоть его упёрлась в истекающее от желания лоно. Через миг, он уже погрузился в тёмную глубину. Стены узкого грота трепетали и сжимали огненным кольцом его плоть. Их движения навстречу друг другу становились всё интенсивней, всё горячей, пока запредельность не взмыла над ними мириадами вспышек… и не рухнули в огромную тишину…

 Лунные блики потяжелели и, не удержавшись на поверхности шелестящих волн, устремились на дно… они падали, догоняя друг друга так долго, так сладко…

 Михаилу казалось, что это падение не имеет конца.

 Он положил руку на грудь возлюбленной и позволил себе устремиться вслед за падающими бликами на самое дно…

 Он проснулся оттого, что кто-то рассыпал рядом серебряные колокольчики и чистый голос сказал: «Синь-синь…»

 Михаил открыл глаза. Небо над ним действительно было бездонно синее.

 Звёзд и в помине не было. Воздух был полон лиственной свежести. С травинок стекали густые капельки росы.

 Поверхность озера была залита туманно-нежными лучами утреннего солнца.

 Рядом никого с ним не было, кроме проснувшихся шмелей.

 Он огляделся, пытаясь отыскать лодку. Но лодки не было ни на берегу, ни на озере. Точно она отплыла на волнах ночного отлива…

 На озёрных волнах покоились звёзды… серебристо-белые… трепетно-розовые… голубовато-лиловые…

 Они мерцали упоительно влажным светом. И Михаилу показалось, что он ощущает их благородный аромат.

 Водяные лилии были, по-видимому, прощальной улыбкой ночной певуньи…

 Михаил не сомневался, что в посёлке её никто не знает… И навряд ли он когда-нибудь увидит её вновь… даже если навсегда останется на берегу лесного озера.

 Поэтому он набрал в лёгкие побольше воздуха и нырнул в воду.

 Доплыв до одной из лилий, он коснулся рукой прохладных точёных лепестков и, убрав руку, поплыл назад к берегу.

 … Домой Михаил вернулся на первой электричке.

 Переступив порог квартиры, он швырнул в угол, не распакованный рюкзак, и шагнул к аквариуму.

 Серебристо-серый гурами с голубыми блёстками подплыл к стеклу и, шевеля лилово-синими плавниками, смотрел на Михаила, точно спрашивал, - великолепная ли штука непредсказуемость судьбы?!

 Михаил провёл пальцами по стенке аквариума, точно поглаживая приветливого гурами и кивнул, задумчиво улыбаясь сладким воспоминаниям о ночной певунье.

Наталия Антонова